Семья

Приходилось слышать и читать, что самым трудным для писателей, журналистов и репортеров является написание первого абзаца или фразы. Об этом писал даже А.М. Горький. Для меня таких трудностей не существует, поскольку я собираюсь писать что-то вроде собственной биографии, а все автобиографии начинаются, как известно, традиционно с даты и места рождения.

Итак, родился я 15 декабря 1918 года в селе Удельная Маянга Балаковского района Саратовской области в семье крестьян с необычной и очень редко встречающейся фамилией Уровы. Фамилия эта настолько редкая и необычная, что о ней в селе редко кто знал. Нашу семью знали под другой, уличной фамилией Кузьмины, происходящей от имени моего прадеда Кузьмы. О своей настоящей, официальной фамилии я узнал лишь тогда, когда пошел учиться в первый класс, а до этого все сверстники и взрослые жители села называли меня Колька Кузьмин. Перемена привычной фамилии на новую, незнакомую оказалось для меня полной неожиданностью и свое учение в школе я начал с запоминания не только букв и цифр, но и своей фамилии на которую первое время, без привычки, не всегда своевременно откликался.

Происхождение многих русский фамилий легко объясняется. В большинстве случаев они произошли от имени одного из далеких предков, как это было с нашей уличной фамилией, многие фамилии произошли от ремесла или характера деятельности одного из предков. Примером таких фамилий являются Кузнецовы, Гончаровы, Поповы, Писаревы и т.д. Многие фамилии произошли от метких прозвищ, от названия местности, реки и т.д. На юго-востоке Читинской области, недалеко от монгольской границы и на самой границе с Китаем, имеется река Уров. Районный центр Усть-Уров, есть уровская болезнь, названная так оп имени местности, где она впервые была обнаружена. Естественно, напрашивается вопрос – имеется ли какая-то связь между этими географическими названиями и моей фамилией, а если имеется, то как она возникла и произошла? Здесь можно сделать несколько предположений. Возможно, что из далеких сибирских, каторжных краев, что находятся рядом со знаменитыми Нерчинском и Шилкой, о которых поется в песне –«Славное море священный Байкал», прибыл в приволжское село какой-то человек, бывший каторжник, надзиратель, или отслуживший срок солдат, и так как он прибыл с реки Уров и из местности Усть-Уров, то и стал прозываться Уровым. Возможно предположить совершенно наоборот, а именно: в период массового переселения в Сибирь из голодающих губерний России, а Саратовская губерния раньше часто была в семье голодающих, кто-то из моих предков оказался в тех краях, основал там заимку на безымянной реке и от его фамилии произошло название реки и будущего населенного пункта. Этим первым человеком мог быть и не обязательно голодающий переселенец. Им мог быть каторжник, отбывший срок, отставной солдат, надзиратель ил купец, основавший обменный пункт. Можно предположить, что река и местность были названы в честь первопроходца по фамилии Уров. Все это конечно домыслы и догадки не лишенные некоторой реальности, но все же мало реальные, так как от приволжского села, где я родился, до реки Уров в Читинской области около 8 тысяч километров. К сожалению, происхождение моей фамилии неизвестно, а хотелось бы знать, кто и когда стал основателем этой фамилии, кем он был, когда жил.

Многие годы я считал, что родился 21 декабря. Это, как известно, день рождения И.В.Сталина, и этим совпадением наших биографий я втайне гордился. Как ни странно, но это заблуждение длилось до 27-летнего возраста, когда я после окончания войны и демобилизации в декабре 1945 года возвращался домой с двойной радостью. Радость была от того, что я живым и здоровым возвращаюсь домой, а вторая от того, что прибываю 19 декабря, то есть накануне своего дня рождения! Получался как бы двойной праздник, двойное торжество, но моя мать при встрече пояснила, что к дню рождения я немного запоздал, так как родился 15 декабря, а 21 декабря это день моих крестин. Такая путаница в моей голове произошла вероятно оттого, что до десятилетнего возраста в семье отмечали мой день ангела, то есть дату крещения, а потом сложилось так, что на протяжении многих лет никаких дат в семье не отмечалось. До пятилетнего возраста я был в семье единственным ребенком, затем одна за другой появилось две сестренки, а когда мне исполнилось десять, появился братишка. Поскольку до 10 лет я был единственным сыном в семье и внуком у дедушки и бабушки, ко мне все относились хорошо и вероятно баловали, о чем я сужу по сохранившимся воспоминаниям. Много внимания уделял мне дед, он часто брал меня на рыбалку, учил ездить на лошади, несколько раз брал на ярмарку, привозил гостинцы из города, не особенно загружал работой. Дед, кажется, меня любил, что не помешало ему дважды выпороть меня ремнем. Во время порки я ревел во весь голос, а рядом заливалась слезами моя мать, видя, как истязают ее сына, она ничем не могла помочь. Дед был суровым человеком и авторитет его в семье был непререкаем, что впрочем было обычным явлением в то время. В связи с этим вспоминается забавный эпизод из кинофильма «Семья Журбиных». По случаю рождения внука в семье происходит торжественный обед, во время которого отец новорожденного за какую-то провинность получает крепкий удар ложкой по лбу от своего отца и воспринимает это как должное. Комичное же в этом эпизоде то, что получивший по лбу сам уже отец и не какой-нибудь, а пожилой, бородатый мужик в исполнении артиста Андреева, известного своим богатырским телосложением. Таков был раньше авторитет главы семьи!

Преобладающей и хорошо запомнившейся чертой бабушкиного характера была ее бережливость, переходящая в скупость. Она, бывало, обязательно поднимет и принесет домой попавшийся по дороге коровий блин, щепочку или прутик. Особенно бережливой она была в отношении продуктов питания, у нее ничего не пропадало. Если оставалась и закисала похлебка, наиболее распространенная деревенская еда, то на этой похлебке она готовила тесто для оладий, а ели оставались и начинали черстветь и плесневеть оладьи, она сушила из них сухари, а из сухарей делала квас. О бережливости и скупости Матрены, как звали бабушку, знали многие и за глаза называли ее скупердяйкой. Это было обидным прозвищем, и мне неприятно было слышать о ней такие отзывы. Экономность и бережливость – хорошие черты характера, но все должно быть в меру и в определенных границах, иначе эти черты перейдут в разряд неприятных.

Дедушка и бабушка умерли в один год, когда мне было 11 или 12 лет. С тех пор прошло около пятидесяти лет, многое забылось, стерлось, так что ничего больше об их характере, душевном складе, поведении и поступках сказать не могу, а фантазировать не собираюсь. Зато в памяти сохранился их внешний облик, благодаря еще и сохранившейся фотографии. На фотографии слева сидит на стуле пожилой мужчина в картузе, длинном пиджаке, в яловых сапогах. По лицу мужчины нельзя определить, сколько ему лет, так как все лицо покрыто густой растительностью, видны только глаза, нос, часть лба. Справа сидит пожилая женщина с округлым лицом в черной одежде и черном платке, концы которого завязаны под подбородком. Между ними и немного сзади, положив руки им на плечи, стоит молодой человек в городском костюме и шляпе – мой будущий отец. На вид молодому человек 17-18 лет, чувствуется, что фотография сделана перед самой войной или в начале империалистической войны (Первой мировой) в связи с предстоящим уходом отца на военную службу. 

Благодаря четырем классам церковно-приходской школы и красивому каллиграфическому почерку, всю действительную службу вплоть до Октябрьской революции отец прослужил в должности писаря в Главном Морском штабе, а точнее – в Гвардейском экипаже, в здании, что расположено на Дворцовой площади напротив Зимнего дворца. Служба в столице, к тому же в такой привилегированной части, постоянное общение с чинами штаба, среди которых безусловно были образованные люди, позволила отцу расширить кругозор, приобрести внешние и внутренние черты, которые впоследствии отличали его от других крестьян. Он регулярно брился, имел летнюю и зимнюю одежду городского типа, имел даже наручные часы, что было в то время редкостью вообще, а в деревне тем более. Эти часы он выиграл в лотерею во время службы. Мне они запомнились одной деталью, которую мне не приходилось видеть больше ни в одних часах – они были с решеткой, которая предохраняла стекло от повреждения.

Были у отца и другие внешние отличительные черты, которые свойственны людям, прослужившим в армии или во флоте, но главное, что выделяло его среди других крестьян – это широкий кругозор и интеллектуальный уровень. Он любил читать и читал много. Собственных книг было в доме немного, большинство религиозного содержания, книги он брал у местной интеллигенции – двух учителей, и у попа, с которым он был в большой дружбе. Любовь к чтению он привил и всем своим детям. Что всего удивительней, он любил и ценил оперное искусство. Мне запомнились его рассказы о каком-то певце Шаляпине, который пел так, что при этом раскачивались люстры и дребезжали стекла в окнах театра. Эти рассказы, сильно конечно преувеличенные предназначались и рассказывались не мне, а взрослым, но я к ним прислушивался, хотя в то время не имел никакого понятия об опере, о Мариинском театре, даже о самом Петрограде. Возможно эти рассказы отца не сохранились бы у меня в памяти, если бы не два обстоятельства. Во-первых, в селе у нас был собственный Шаляпин, так звали одного басовитого мужика, певшего в церковном хоре. Настоящая фамилия его была Бачарин, а уличное привившееся прозвище пошло, как мне кажется, от отца, который восхищался Шаляпиным и много о нем рассказывал. О любви отца к опере свидетельствовал и такой факт. Однажды, когда мы жили уже в городе и испытывали нужду в деньгах, так что их не было на детские билеты в кино, отец повел меня с матерью на оперу «Борис Годунов», которую в местном клубе железнодорожников ставила какая-то заезжая труппа. Не помню, какое впечатление произвела на нас опера, но хорошо помню как на этот раз отец более подробно рассказал нам с матерью о своей службе в столице, о Мариинском императорском театре, о Ф.И Шаляпине, которого он неоднократно слышал, в том числе в заглавной роли в опере «Борис Годунов».

Отец не рассказывал как ему, простому матросу, удавалось много раз бывать в ведущем столичном театре, а, может и рассказывал, но я забыл, и лишь недавно смог разобраться благодаря воспоминаниям одного видного деятеля искусств. Оказывается, на роли статистов массовых сцен в Мариинский Императорский театр приглашались только моряки Гвардейского экипажа, где отец был штабным писарем! Пользуясь своим служебным положением, отец, очевидно, мог включать себя в список статистов с согласия начальства, конечно. И таким образом бывать в театре. Возможно, что он посещал театр и в частном порядке, по увольнительной, поскольку штабные писаря во всех армиях пользуются некоторыми неписанными привилегиями, в чем я сам мог убедиться, работая в различных штабах во время Великой Отечественной войны.

Я уже отмечал, что отец любил читать, во время жизни в городе, он часто покупал книги на базаре, затрачивая порой последние деньги. Помню как однажды он принёс целую стопку подержанных, но очень интересных книг, среди которых были «Князь Серебряный», «Юрий Милославский», несколько исторических романов Данилевского, одна очень интересная книга из жизни древних христиан, повествующая о том, как их преследовали в древнем языческом Риме, как бросали в цирках на съедение диким зверям на потеху избалованной римской публике. Среди этих книг была «История XIX века”, большеформатная, объемистая книга со множеством прекрасных иллюстраций. Это была подлинная энциклопедия, в ней описывались все войны, котрые велись в этом веке, все достижения в области науки и техники, в искусстве, в ремеслах, медицине и т.д. Этой книгой я зачитывался не менее, чем книгами Майн Рида, Фенимора Купера, Вальтера Скотта, Конан Дойла. Книга была издана небольшим тиражом, и сейчас ей бы цены не было К сожалению, листы этой книги мать во время войны использовала как оберточный материал, благо листы был размером с половину газетного листа. Должен признаться, что портить эту книгу начал я и при таких обстоятельствах. На очередном уроке музыки в 6 или 7 классе проходили Бетховена. Учительница рассказывала его биографию, историю создания Героической симфонии, которую автор посвятил Наполеону Бонапарту, когда тот был республиканцем, а затем снял это посвящение, когда Наполеон стал императором. В заключение учительница проиграла несколько отрывков и дала задание выучить биографию композитора. Желая блеснуть глубиной знаний предмета, я вырезал из книги портреты Бетховена и Наполеона, наклеил их в тетрадь по музыке и показал тетрадь учительнице. За усердие в изучении музыки учительница поставила мне пятерку и такая же итоговая оценка оказалась в моем аттестате, хотя я не знаю ни одной ноты и не смогу отличить одну симфонию от другой.

Заканчивая характеристику отца, должен сказать, что он не курил и не пил за исключением очень важных и тожественных событий, не употреблял нецензурных слов, в Бога не верил, характер имел мягкий, спокойный, ровный. Он помогал односельчанам в написании разных прошений, ходатайств, заявлений и пользовался у них уважением. Умер он молодым, на 42 году жизни, и причиной его смерти была порядочность и верность служебному долгу, о чем я намереваюсь рассказать дальше, при описании соответствующего периода жизни.