В начале июля 1944 г сразу после взятия нашими войсками Выборга, не дожидаясь окончания войны с Финляндией, наш полк перебросили из выборга в Прибалтику. Здесь мне воевать пришлось недолго так как уже в начале Сентября я оказался под Варшавой.. За это время никаких особых событий в жизни полка не произошло, зато лично для меня произошли два важных события. Здесь мне впервые пришлось участвовать в пехотном бою, стрелять по немцам, а они стреляли по мне. Второе немаловажное событие касалось моего перевода из штаба дивизиона в штаб корпуса.
Пехотный бой между немцами и нами произошел в момент, когда состав нашего НП двигался на новое место. Новый НП (наблюдательный пункт) нам было приказано оборудовать на высокой гряде холмов, густо поросших лесом. Нам сообщили, что эти холмы уже заняты нашей пехотой и мы спокойношли по ровной и красивой местности, где большие поляны с сочной густой травой чередовались с небольшими рощицами деревьев и кустарников. Такие места называют перелесками. День был ясный, солнечный, и мы в самом хорошем настроении от такого дня, не торопясь, продвигались к нашей цели. Как вдруг за нашей спиной возникла интенсивная ружейно-автоматная стрельба, а вокург нас засвистели пули. Мы залегли и тут же увидели, как из тыла прямо на нас бегут несколько дестков немецких солдат, отстреливаясь на ходу, а затем увидели наших, преследующих немцев. Мы оказались как раз в створе, и все пули преследователй, предназначенные немцам, проносились над нами или вокруг нас. Мы заметили немцев раньше, чем они нас и успели скрыться на опушке ближайшей рощи, а когда они поравнялись с нами, мы открыли огонь с очень близкого расстояния. Некоторые из них упали, остальные замешкались и, пустив в нашу сторону несколько автоматных очередей, пустились бежать дальше. Наш неожиданный огонь привел немцев в замешательство, они приостановились, что позволило преследователям сократить расстояние. Чувствовалось, что наши пехотинцы вошли в азарт, как охотники, преследующие подраненую дичь, мы еще долго слышали стрельбу, но уже впереди себя.
Мы принять участие в преследовании не могли, поскольку это не входило в наши задачи, и кроме того, мы были основательно загружены катушками с кабелем, телефонными аппаратами, стереотрубой, и вещмешками со всяким добром – патронами, сухим пайком на несколько дней, ведрами для варки пищи и кое-каким солатским барахлом. У меня же за спиной висел как обычно чехол с довольно громоздким планшетом и другими инструментами необходимыми для подготовки данных для стрельбы. Мысленно пожелав успеха пехотинцам, мы продолжили свой путь.
Если бы я писал для кого-то, возможно не избежал бы искушения кое-что преувеличить и преукрасить, может, приврал бы, что в том бою уничтожил столько-то фашистов, тем более, что при нашей стрельбе було убито и ранено сколько человек, и возможно кто-то из них из моего автомата. Но я пишу эти воспоминания для себя, а человек сам перед собой всегда честен, кроме того, у меня нет никаких поводов хвастаться числом убитых из личного оружия или храбростью и отвагой в личном бою. Я был рядовым в артиллерийских частях, и там исполнял свои солдатские обязанности, исполнял, видимо неплохо, о чем свидетельствует «Орден Красной звезды».
Вторым важным событием в этот период был мой перевод в другую часть – из штаба дивизиона артполка я был переведен в штаб 98 стрелкового корпуса. Перевод из низшего стаба в высший, причем минуя две-три ступеньки (штаб полка, бригады, дивизии) следовало рассматривать как повышение, если не по званию, то по должностному положению, и я терялся в догадках, за какие такие заслуги. Разобраться в этом помог вскоре мой новый начальник, младший сержант, у которого я был единственным подчиненным, а до этого его единственным подчиненным была одна девица, по званию тоже младший сержант. Эта девица была кокетлива, отличалась непостоянством в своих связах и симпатиях. В силу такого характера, ее покровители становилсь рангом все ниже и ниже, и когда дело дошло до рядовых офицеров штаба, среди них возникли натянутые отношения. До дуэлей и открытых распрей дело не доходило, но моральный климат в штабе был не совсем таким, как это требовалось в боевой обстановке, и от этой девицы мечтали избавиться, особенно ее непосредственный начальник, младший сержант, которому приходилось работать за двоих. И вот при таких обстоятельствах мы с моим командиром дивизиона майором Кузнецовым прибыли в штаб корпуса для согласования некоторых вопросов взаимодействия артиллерии корпуса и нашего артполка. В течение двух дней я работал с младшим сержантом и ему приглянулся, как он сказал, а майору Кузнецову приглянулась та самая девица. Это не ускользнуло от внимания младшего сержанта, ее начальника, и он намекнул в какой-то форме начальству, что не мешало бы воспользоваться возможностью избавиться от девицы и взять вместо нее меня. Его предложение было принято и состоялся обмен спциалистами ко всеобщему удовольствию.
Мне было немного грустно расставаться со своим полком, в котором я провоевал почти два с половиной года и было немного обидно от того, что меня в сущности променяли на бабу. Тем не менее никакого зла на своего командира дивизиона не имел и полностью понимал его как мужчина мужчину. Девка была смазливая и броская, а он, еще не старый человек, был в то время пожалуй единственным из высшего комсостава полка, не имевшим подруги, или как их тогда называли ППЖ (почтово-полевая жена). К тому же эта девица, как рассказал мне ее бывший начальник и как потом я сам в этом убедился по некоторым докуиентам, выполненым ранее ее рукой, обладала неплохими способностями в области оформления артиллерийской документации. Служба в штабе корпуса была более престижной и безопасной чем в штабе дивизиона, и даже более простой и легкой. Здесь мне приходилось выполнять только часть тех работ, что приходилось делать на предыдущем месте. Не надо было, в частности, бывать на НП и ПНП, подвергаясь повышенному риску быть убитым или раненым, не надо было участвовать в привязке батарей, выполнять нудные, утомительные расчеты с применением таблиц логарифмов, синусов-косинусов, тангенсов-котангенсов. Здесь нам с моим новым начальником приходилось только вести боевую документацию- карты различного масштаба и назначения, схемы, графики.
С моим новым начальником у меня быстро установились правильные взаимоотношения. К сожалению не могу вспомнить его фамилию, но внешний облик и характер, а также стиль его работы помню хорошо. Этот младший сержант был человеком пожилым, примерно 45-50 лет, довольно тучный с большим брюшком. Лицо у него было крупное, суровое, как будто всегда чем-то недоволное. Своей фигурой, лицом, он не только напоминалал, но был как будто близнецом известного артиста эстрады Мирова, много лет выступавшего в паре с Новицким. Военная форма сидела на нем мешком, а поясной ремень находился всегда ниже живота, как будто единственным и главным назначением этой солдатской прнадлежности было поддержание этой части тела. Одним словом, внешность этого человека никак не соотвтствовала общепринятому представлению о работниках штаба, стройных, подтянутых, вышеоленных, с безупречной выправкой. При таком внешнем виде он был непревзойденным работником! До войны он работал художником-оформителем в Москве и был, видимо, мастером своего дела.Он мастерски владел всеми существующими видамишрифтов и умело их применял. Мастерство сочеталось с высокой требовательностью к качеству работы, поэтому вся документация, выходящая из его рук, выглядела как произведение искуства. Мне он доверял только самую простую работу: получать в оперативном отделе толстые стопки листов карт, склеивать их, наносить с помощью трафаретов различные условные обозначения. Все надписи на картах, схемах, чертежах он выполнял сам. Особенно ему удавались панорамы переднего края. Панорамы не входили в обязательный перечень боевой документации, но когда представлялась возможность, была многодневная передышка в передвижении, эти панорамы делались. Они давали более наглядное представление, чем самая лучшая карта и начальству нравились, ими украшались стены штаба.
Таков был мой новый начальник, но скоро нам пришлось расстаться. Работая в штабе артиллерии корпуса, я, за отсутствием моей должности в штатном расписании, официально числился разведчиком-наблюдателем штабной батареи, стоял на довольствии во взводе разведчиков, спал с ними в одном помещении. В связи с большими потерями людского состава в предыдущих боях, в том числе и среди разведчиков, меня стали иногда привлекать к обязанностям разведчика-наблюдателя, коим я и числился. Обязанности и характер работы артиллерийских разведчиков-наблюдателей были мне хорошо знакомы еще по 260 ГАП АРГК и вскоре я стал не только номинально, но и фактически разведчиком-наблюдателем штабной батареи 98-го стрелкового корпуса
Комментариев нет:
Отправить комментарий